— Человек, несведущий в церковных делах, зайдя в храм, иногда подвергается обструкции со стороны старушек. И, не чувствуя к себе расположения, в другой раз подумает — заходить или нет. Священники вообще должны следить за тем, чтобы атмосфера в их храме была благоприятна? Пресекают ли такое поведение?
— Да, действительно, иногда можно встретить людей, которые далеки не только от евангельского идеала, но и от эталонов элементарной вежливости. Но подобных людей ведь не в храме же лепят, правда? Это все те же наши сограждане, как правило, пожилого возраста, которых мы можем встретить повсюду. Вы можете столкнуться с подобной обструкцией и в гардеробе театра, и в магазине, и на улице, и даже порою в школе, в детском садике. Это мир людей. Везде есть добрые и злые лица. И храм не исключение. Никто не проводит специальную селекцию или фейс-контроль при входе в церковь. Двери храма, как и двери больницы, открыты для всех. Люди идут в храм за духовным исцелением. И это дорога длиною в целую жизнь. Что же удивляться, если на пути к врачу,
Православию онтологически чужда всякая искусственность в чувствах. И даже искусственность такого чувства как добро. Это во многих сектантских организациях существует психологический прием, который профессиональные исследователи называют «бомбардировкой любовью». Человека искусственно обрабатывают всякими приятностями, словно утку перед выпечкой. Но Богу такое лицемерие противно, также как Ему противно всякое, даже самое искреннее, недружелюбие. Поэтому в Православной Церкви действует совсем другое правило, а именно: «Граждане, помните, что, входя в храм, надо снимать шляпу, а не голову». Не нужно строить иллюзий, что когда ты войдешь под своды храма, вокруг тебя соберутся одни ангелы. Но при этом не стоит впадать и в иную крайность, запоминая только человеческую немощь, встреченную внутри церковных стен. В Церкви есть все: и небо, и земля, то, что от Бога, и то, что от людей. Все зависит от того, за чем ты пришел, как ты настроен, встречи с кем ты ожидаешь. С другой стороны, поверьте, каждый священник, каждый член приходской общины заинтересован в том, чтобы их храм стал местом встречи человека с Богом. И часто слова, советы, подсказки, которые могут быть обращены к вам в храме со стороны церковнослужителей, — это ни что иное, как проявление данного желания. В Ростовском кафедральном соборе, например, создана целая служба приходских дежурных. В выходные и по большим праздникам при входе в Собор сидят молодые ребята, которые готовы квалифицированно ответить на любой вопрос. Это либо слушатели катехизических курсов, либо семинаристы. Подобный опыт действует во многих храмах. С другой стороны, я хотел бы сказать пару слов в защиту тех самых строгих церковных бабушек. В большинстве своем это добрые, светлые люди, многие из которых в советский период были единственными верными прихожанами, на чьих плечах Церковь выстояла в тяжелейшие годы. Ну а если вам все-таки показалось, что какой-то пожилой человек сделал вам не вполне корректное замечание, причем не важно, в храме ли или на улице, проявите чуточку милосердия и человечности, простите старика или старушку. Непростая у них жизнь была.
— Каков идеальный возраст для батюшки? Мне кажется, что хороший учитель не может быть моложе 30 лет, врач — 40, а священник — 50. Как может молодой, 25-летний, скажем, человек, без всякого жизненного опыта, правильно рассудить проблемы, с которыми к нему обращаются прихожане разных возрастов?
— Прежде всего надо понимать, что Тот, кто делает священника священником, существенным образом отличается от того, кто делает токаря токарем. Если в последнем случае опыт и годы решают все, то в первом они не играют главной роли. То, что создает священника, никак не зависит от его лет, образования, жизненного опыта. Нет, конечно, чем больше в пастыре всего этого, тем интереснее, привлекательнее, радостнее общение с ним. Но это необязательное условие. При каждом Таинстве хиротонии, или рукоположении, на главу будущего священника возлагаются руки архиерея и читаются слова молитвы, которые по-русски можно перевести так: «Божественная благодать, всегда врачующая человеческие немощи и восполняющая человеческую скудость, производит тебя во пресвитера». Вдумайтесь только в этот поистине божественный приговор! Человек предстоит перед лицом Бога, ясно осознавая, что каким бы ни был его образовательный, возрастной, общественный, личный ценз, он скуд и немощен перед величием того служения, к которому приступает. Никто мальчишек не рукополагает. Такого нет. Но если человек уже достиг психологической зрелости, если он способен осознать, что в данном служении в нем действует Бог, а не собственный разум или жизненный опыт, в таком смирении он может встать на колени перед престолом Божиим и дерзнуть принять священный сан. Как аргумент приведу вам слова одного из святых мужей Церкви: «Лучше внимать умным речам младенца, чем глупым старца или священника». Так что — возраст не все определяет.
— Как можно вообще жить с тем грузом человеческих проблем, которые доверяют священнику? Если он, конечно, неравнодушный. Вспомню трагедию 2012 года в Крымске — когда два священника десятками отпевали утонувших. Существуют ли какие-то программы психологической реабилитации для священнослужителей?
— Да, такая программа есть. Она проводится по всем приходам Русской Церкви, в самых крупных городах и в самых отдаленных селах. Она называется Божественная литургия. Понимаете, то, что держит священника, что бережет его душу, разум от любых перегрузок, стрессов и помешательств, это не психотренинги, всевозможные релаксации или санатории, это то, что на языке христианского богословия называется Божественная благодать. Убери ее от священника, и у него тут же, от колоссального психологического напряжения, как бы сказали, перегорят все лампочки. Но пока благодать Божия его хранит, поразительным образом он остается цел и невредим. Об этом вам могут свидетельствовать сотни священнослужителей. Каждая Литургия — это невыразимый прилив сил и духовной радости, без которых священнику невозможно совершать свое служение. Хотя, вы правы, элементарный человеческий отдых еще никому не помешал. Но у каждого он проходит в соответствии с его потребностями и положением. Для кого-то это семья, а для кого-то тишина кельи.
— Вы 10 лет были управляющим Патриаршими приходами в США. Наверное, хорошо узнали американцев. Есть ли
— Безусловно, есть. Например, умению любить свою страну, свою историю, свои традиции. Что бы ни происходило с их страной, как бы ни ошибалось правительство, как бы ни критиковали Америку во всем мире, — несмотря на все это, американец гордится своей страной, благодарит Бога за нее и тому же учит своих детей. Что у нас? Горькая правда, но свое национальное наследие, духовное богатство предков мы часто предаем забвению, стыдимся их, насмехаемся, а иногда даже кощунствуем и пляшем. Для американцев же слова «национальное достоинство», «родина» священны. В этом их сила. Вот этому нам стоит учиться.
— По своему гражданскому образованию вы — врач-педиатр. Поэтому задам вопрос о будущем детей. Вам не кажется, что случаи нападения взрослых на детей в более или менее благополучных странах (история Брейвика, расстрелы американских школ, педофилы в России) являются признаками вырождения нации? Взрослые не защищают потомство, а уничтожают.
— Мне иногда кажется, что дети защищены от взрослых порою лучше, чем взрослые от некоторых детей. А это не менее важная тема. Брейвики, «школьные стрелки», педофилы — это случаи, на которые у общества выработалась устойчивая вакцина сопротивления. После каждого такого случая вопросов «что делать» остается все меньше и меньше. Улучшать безопасность, внедрять превентивные меры, строго наказывать на начальной стадии. А вот после очередного избиения детьми школьной учительницы, после издевательства стаи подростков над каким-нибудь бездомным, остаются только вопросы без ответов и растерянность общества. Так что у нас все уже давно встало с ног на голову. Не взрослые уничтожают детей, а молодое поколение теряет социальный пиетет перед старшими. Вот что страшно.
— Имеет ли шанс
— Быть причисленным к лику святых — это не самоцель, не карьерная мечта. Это процесс, который происходит после кончины человека и им самим никогда не предвидится. Трудно себе представить православного святого, который мечтает после кончины попасть в церковный календарь на красную страницу. Как раз наоборот. Святому человеку свойственно глубочайшее ощущение своей греховности и несовершенства. Понимаете, чем ярче солнце проникает в подвал моей жизни, тем отчетливее я вижу несовершенство и грязь. Именно поэтому многие святые умирали с чувством, что они даже не начинали путь христианского совершенствования. Человек может всю жизнь прожить в монастыре — и оказаться чуждым спасения, или всю жизнь проработать простым сапожником на городском рынке — и прославиться как великий святой. В эту тайну судеб Божьих нам не дано проникнуть. Нам дано только видеть, что всех святых отличали глубочайшее смирение, трезвость ума и любовь.
— А за что сегодня можно быть преданным анафеме?
— За нетактичные вопросы, например (смеется). А если серьезно — что такое анафема? Это не проклятие никакое. Это, если хотите, прощальный гудок уходящего парохода, когда христианин добровольно и осознанно оставляет церковный корабль и пускается в свое собственное плавание. Вот тогда Церковь и провожает его жалобным и печальным гудком. Для всех верных «членов экипажа» это еще и знак, определенный маркер, что дрейф этой отколовшейся посудины происходит в противоположном от церковного курса направлении. Так что анафема — это никак не проклятие Церкви, это скорее свидетельство о неверном и гибельном курсе отплывающей шлюпки.
— Написано ли в последнее время
— Я могу посоветовать почитать книгу архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». Это различные истории, написанные живым интересным языком. Вообще, нам уже не надо делать ссылки на бестселлеры столетней давности. Мир православной книги, со времен Лескова, Шмелева, Никифорова-Волгина и многих других, значительно вырос. Достаточно зайти в книжный магазин при Кафедральном соборе Рождества Пресвятой Богородицы, и вы убедитесь в богатом выборе «простого о сложном», в разных жанрах, для различных возрастов.
— А что вы сами любите в литературе, музыке, кино?
— Люблю все красивое, наверное, как и всякий человек. Люблю талантливое, гармоничное. Знаете, однажды в Нью-Йорке, встретившись с Юрием Шевчуком, я сказал ему, что только та музыка, которая говорит о вечном, достойна жить во времени. Помню, эти слова тогда очень тронули Юру. Наверное, это же можно применить к любому искусству. Кино же для меня роскошь. На него просто времени не хватает. Отношения с телевизором прагматичные: по долгу службы иногда смотрю новости. Но если случается исключение из правил, могу посмотреть старое советское кино, какой-нибудь умный фильм западных кинематографистов. Однако киномания — это не мое. Мне ближе и интереснее мир театра. Но, учитывая мою занятость на посту главы Донской митрополии и председателя Синодального отдела, такое времяпрепровождение — почти из мира фантастики.