автор текста - художник Александр Архипенко
В начале семидесятых я окончил Таврическое художественное училище в Ленинграде, и мне выдали диплом художника-реставратора. Это был первый выпуск таких специалистов в стране. Я получил направление на работу в Псковский музей, главным реставратором. Главным - потому что ни одного реставратора в музее не было.
Я выехал с Варшавского вокзала около пяти часов вечера, а в девять уже был во Пскове. У вокзала взял такси и сказал водителю, чтоб отвез меня в любую гостиницу в центре города. Машина остановилась у гостиницы «Турист». За стойкой сидела прожженная советская администраторша, с ярко накрашенными губами и классическим начесом на голове. Внимательно осмотрев меня с головы до ног, она сразу сказала, что мест в гостинице нет, а имеется только люкс - очень дорогой. Я ей ответил, что всегда живу только в навороченных люксах, а, значит, сегодня мне повезло. Она еще раз настороженно меня осмотрела и быстро оформила номер. Я никогда не останавливался в гостинице, и пока поднимался на второй этаж думал: «Какой же он этот загадочный псковский люкс?!».
В номере было все: ванна, туалет, комната с новой мебелью и даже отдельная спаленка. Я лег в кровать, почитал какую-то книжку и уснул, так и не выключив свет. Проснулся я рано утром, подошел к квадратному окну и от неожиданности замер! «Под голубыми небесами», на другой стороне реки на высоком холме застыл огромный белый собор. Такая древняя красота была мне знакома только по сказочным иллюстрациям Билибина. Я не мог оторвать глаз от могучего пятиглавого собора, от высокой стройной колокольни, от каменной крепостной стены, окружавшей эти чудеса. Я был поражен таким торжественным началом моего первого дня пребывания в древнем городе!
В музее меня встретили приветливо и, как мне показалось, как будто бы и ждали. Директриса пообещала, что в течение недели подберут мне какое-нибудь жилье, туристический люкс оплатят, но приступать к работе в ближайшее время не получится, пока не будет подобрано помещение под реставрационную мастерскую. Из этого я сделал вывод, что в музей мне ходить вовсе не обязательно, и в моем распоряжении многие недели полной свободы. Через полчаса к свободе была добавлена еще и зарплата за месяц вперед.
На следующий день я перешел бетонный мост через реку Великую и отправился в Псковский Кремль, чтобы вблизи рассмотреть сказочный Троицкий собор. По периметру собора его нижняя часть была окружена строительными лесами, на которых работали два молодых парня. Когда я подошел ближе, один из них махнул мне рукой и позвал наверх. Вот так, запросто, и состоялось мое знакомство с Евгением Перлом и Володей Цивиным, в будущем ставшими большими художниками. Но пока еще они учились в Мухинском училище на отделении керамики, во Псков же приехали подзаработать, реставрируя соборный керамический пояс XVIII века. Ребята мне рассказали, что всеми делами здесь рулит многолетний староста кафедрального собора Иван Сидорович.
– Александр, кстати, недавно он спрашивал у нас, не умеем ли мы реставрировать иконы, ты бы с ним поговорил, а вдруг, платит он хорошо, это тебе не музей нищий. О, глянь, легок на помине, как раз к нам и направляется, – сказал Володя, и махнул Сидорычу рукой.
Мы спустились с лесов, и Володя представил меня старосте, а Женя обстоятельно добавил: «Иван Сидорыч, хочу с большой радостью довести до Вашего сознания, что перед Вами собственной персоной стоит лучший специалист по иконам из Ленинграда, направленный Министерством культуры СССР работать главным реставратором на Псковской земле!».
Сидорыч усмехнулся: «Больно молод еще для главного! А ксива государственная у тебя есть? - с недоверием посмотрел он на меня, - мы ведь под "Охраной памятников" ходим, и кому попало доверять старинные ценности - права такого не имеем!».
Я ответил, что диплом и разрешение на реставрацию икон у меня имеется и при следующей встрече могу предъявить документы.
– Ну, тогда другое дело, - обрадовался Сидорыч, – к празднику Успения Богородицы хорошо бы нам икону «Деисус» подновить, она в соборе три столетия при входе висит и уже совсем черная стала. Мне надо нашему Владыке позвонить, ведь только он может дать добро на реставрацию, без его благословенной отмашки я никакой самодеятельности в соборе не проявляю! Подождите меня здесь, щас приду, благодетелю Иоанну буду звонить по этому вопросу...
И он не спеша отправился в колокольню, где у него в кабинете был городской телефон. Из колокольни Иван Сидорович вышел счастливый и довольный.
– Александр, Владыка хочет сегодня в 16 часов тебя видеть. Не забудь с собой диплом взять, только смотри не опаздывай – ох, не любит наш архиерей опаздывающих и медлительных! Епархия находится на Запсковье, это недалеко, я надеюсь, что ты получишь благословение от Владыки на эту ответственную работу.
Без пятнадцати четыре я уже был у дверей епархии. Дверь открыл молодой монах и попросил подождать в канцелярии десять минут, и когда за дверью зазвенел звоночек, он завел меня в кабинет своего важного начальника. За старинным дубовым столом в черном одеянии с панагией на груди передо мной сидел огромный и величавый архиепископ Псковский! Его лицо светилось приветливой улыбкой.
– Здравствуйте, уважаемый Владыка! – тихо пролепетал я, изрядно растерявшись.
– Ну, здравствуй-здравствуй, молодой человек! Как звать-то тебя?
– Александром с рождения зовут, - ответил я уже чуть погромче.
– Хорошее имя носишь, а знаешь, как оно с древнегреческого переводится? – спросил он, и сам же ответил, – Защитник людей! Сильный и мудрый, однако, у тебя Ангел-хранитель – наш Александр Невский, защитник земли Русской! Получается, что ты тоже намерен в Троицком соборе иконы защищать? Молодой ведь совсем, а серьезное дело уже знаешь. Чудеса, да и только! Ну, показывай свой казенный документ.
Я передал ему диплом, он надел очки, внимательно его посмотрел и вернул назад.
– Чудеса, полнейшие чудеса! В свое время, будучи наместником Загорской Лавры я был знаком с крупнейшими реставраторами тех лет, но все они были в годах и умудренные опытом, Но, видимо, дело ты свое разумеешь, раз тебе министерство диплом вручило. Хорошо, быть тому, передай Ивану Сидоровичу, что я благословляю тебя на это послушание. Только не подведи нас перед властью охранительной. Не смею больше задерживать, а то сегодня у меня в канцелярии посетителей пруд пруди. До свидания, Александр, Бог тебе в помощь, надеюсь еще свидимся!
На следующий день, после церковной службы, икону «Диесус» сняли в работу и староста предупредил, что до праздника у меня три недели сроку, и заплатит он мне 700 рублей. Я даже вздрогнул, услышав такую астрономическую для меня сумму.
Икона оказалась немаленькая: чуть больше метра в высоту и три в длину. Каждый день, в течение трех недель я приходил в собор и приводил икону в божеский вид, а за два дня до Успения ее торжественно повесили на прежнее место. Староста ликовал до неприличия: «Это я тебя первый нашел, это я, все могущий Сидорыч, оказался самым прозорливым! Теперь, Александр, даже не надейся, никогда тебя не отпущу, будешь всю жизнь у меня работать – до моей гробовой доски, а я буду тебе платить! А твоя нынешняя мастеровитая работа, ой как понравится нашему умному Владыке, можешь в этом нисколечко не сомневаться, потому, как если мне что-то нравится, значит, и архиерей этим доволен. У нас с ним за многие годы общее понимание по всем вопросам образовалось!».
Наступил праздничный день! Собор был полон прихожан и сочувствующих туристов. Внизу, перед высокой лестницей, все ждали приезда Владыки: настоятель собора отец Гавриил, староста Иван Сидорович, нарядные прихожане и многочисленные иногородние туристы. Я пристроился рядом со старостой и с нетерпением ожидал встречи с архиепископом.
Вдруг по булыжной площади зашелестел блестящий черный ЗИМ, единственная такая машина во Пскове. Уже позже Владыка мне рассказал, что из Загорска он приехал именно на этой машине, когда в 1954 году был назначен епископом Псковским. Владыка вышел из машины в черном одеянии, в черном клобуке и с посохом в руке. Староста вручил ему большой букет белых роз, и архиерей медленно пошел по крутой высокой лестнице вверх, на второй этаж храма. Когда Владыка минул первые кованые двери, он остановился в притворе и поднял голову на обновленную икону, перекрестился и внимательно ее осмотрел... После чего повернулся в мою сторону и слегка поклонился. Иван Сидорыч весь сиял от счастья, как ребенок, которого за хороший поступок вдруг наградили дорогой заморской шоколадкой.
Служба была торжественной и праздничной. Архиепископ Иоанн в митре и уже облаченный в светлые одеяния, возвышался на невысоком помосте в центре собора и громким бархатным голосом вел службу. Верующие особенно любят праздник Успения и с нетерпением ждут двадцать восьмой день августа. Когда после службы Владыка с большим букетом цветов в руках вышел в притвор собора, он опять пожелал взглянуть на отреставрированную икону. Полюбовавшись чистыми красками одухотворенных Христа, Богоматери и Иоанна Крестителя, он отдал мне свой красивый букет и проникновенно сказал: «Спасибо Вам, Александр, что не подвели нас и представили изначальные лики во всей красе! А сейчас Вы поедете со мной в епархию, где мы отметим это радостное событие!». Владыка Иоанн сел в машину, а я устроился рядом с водителем и минут через десять мы уже были в епархиальной резиденции.
Ворота открыл молодой и худенький дьячок. Он сразу проводил меня в ухоженный старый сад, где располагалась синяя деревянная беседка. Владыка же отправился в одноэтажный дом, который был поменьше епархиального – видимо там были его покои. В беседке был щедро накрыт большой круглый стол, да так эффективно, что мне казалось, будто я попал на важный прием в богатой царской России... Нижние ветки деревьев со зрелыми яблоками, грушами и сливами почти касались земли, плотно усыпанной разноцветными фруктами. Повсюду росли яркие цветы, обволакивая тугим дурманом и каким-то нездешним ароматом. Приветственно щебетали невидимые птицы, которых нет-нет и перекрывало густое жужжание пчел и шмелей...
Из покоев вышел Владыка. Он был в нарядной темно-сиреневой рясе, посвежевший и без головного убора.
– Ну, Александр, как тебе наш скромный стол с угощением? Может быть чего-то еще поднести? Ты поесть-то любишь, или так – без удовольствия?
– Люблю, Владыка, виноват.
– А чего оправдываешься? Я сам грешен, – засмеялся он. Владыка прочитал молитву, мы сели за стол, и начался пир горой. Из хрустального кувшина с серебряной крышкой он налил в фужеры шипучий напиток.
– Давай с тобой выпьем – за того, кого кто любит!
Как уже потом я узнал, это был его самый любимый тост. Владыка рассказывал о своем детстве, о том, как в двадцать шесть был подстрижен в монахи, о том, как много лет был экономном и келейником у Патриарха Сергия и оставался с его Святейшеством до кончины – первым обнаружив его бездыханным. О том, как после войны восстанавливал Троицкую Лавру, будучи семь лет ее наместником. Как временно исполнял обязанности епископа Берлинского и всея Германии. Как много сил пришлось вложить, чтобы власти не закрывали псковские храмы... Когда стемнело, дьячок принес большой подсвечник на пять свечей, и мы еще долго сидели при свечах.
После, он проводил меня до калитки и перед расставанием сказал: «Ты уж не забывай старика Иоанна Александровича, в гости иногда заходи, мне с тобой благостно сидеть и разговаривать – ты внимательный и благодарный слушатель. Я тут частенько вечерами один скучаю, даже словом не с кем обмолвиться. Моим собеседником остается лишь телевизор «Радуга». Но в телевизоре кроме хоккея мне и разглядеть-то больше нечего...».
Приходя к Владыке в гости, я видел, что со мной ему было веселей и телевизор смотреть, и ужинать за разговорами. Он часто расспрашивал о самых обычных вещах... Интересовался чем занимается молодежь после работы или учебы, спокойно ли вечером ходить по улицам, много ли в городе пьяниц и хулиганов? Как-то он спросил, был ли я в Пушкинских Горах - в Михайловском.
– Нет, Владыка, не доехал пока, – ответил я.
– Ну, вот и хорошо, значит, вместе съездим. Я последнее время редко туда наведываюсь, одному ехать не всегда хочется. Я почему-то уверен, что ты Пушкина боготворишь, мне будет интересно там с тобой побывать и твои реакции увидеть. Я в очень хороших отношениях с директором заповедника Семеном Гейченко, он нас по высшему разряду примет и потом будет долго и живо про Пушкина рассказывать, будто бы вчера с ним расставшись...
Но особенно Владыка любил смотреть хоккей по телевизору. Как раз в это время проходила историческая серия встреч с канадцами. Болел он шумно и азартно, вскакивал, когда наши забивали шайбу, и мне было удивительно наблюдать, как седовласый архиепископ, в подряснике и с панагией на груди, зычным голосом скандирует: «Шайбу, шайбу, ша-а-айбу!!!».
Как-то после очередного матча он сказал:
– Я люблю хоккей наблюдать, в него играют упорные и смелые ребята – настоящие богатыри. Как думаешь, Александр, а из тебя бы получился хоккеист?
– Нет, - ответил я сразу, - смотреть люблю, даже играть пробовал, но мне не понравилось. Жесткая игра, не боец я. А вот в футбол играю с удовольствием: поле большое и есть где разбежаться, к тому же коньки и клюшки не мешают.
– Вот и я думаю, не хоккеист ты совсем, хоть и крепкий парень – по сути не спортсмен... Вот сейчас ты работаешь в музее, - сменил тему Владыка, - а чем дальше-то предполагаешь заниматься, или пока не думал об этом?
– Почему же, думал, постоянно думаю.
– И какая у тебя нынче мечта?
– Три года отработаю в музее, я же сюда направлен по распределению, а потом попытаюсь поступить в Академию художеств – давно мечтаю там поучиться.
– Достойное занятие уметь мир изображать, не каждому дается. Когда я был настоятелем Загорской Троицкой Лавры, ее возрождали трудолюбивые монахи, весь ремонт целиком на них лежал, лишь реставрацию икон специалисты из Москвы делали. А руководил всеми мастерами-реставраторами Игорь Эммануилович Грабарь. Большой умница был и специалист крепкий, да и художником был настоящим! Природу очень любил и чувствовал, потому и пейзажи живые писал - на его холстах свет мерцал и переливался. Мы с ним часто чаек попивали. Он мне на искусство и на художников глаза открыл, две книги своих подарил, одна про Левитана, другая про Серова. Он еще до революции их написал, увесистые такие, да вот же они, на тумбочке лежат – всегда при мне! С его щедрой подачи Левитан и Серов моими любимыми художниками стали. Я не раз в Третьяковку ездил, чтобы в оригинале ими полюбоваться. Я эти книги постоянно перечитываю и картинки смотрю. А ты каких художников любишь и почитаешь?
– Конечно, Левитана и Серова люблю, еще гения Федора Васильева. Врубель очень нравится, но сейчас мне все-таки ближе Сезанн и импрессионисты французские, Пикассо шибко интригует и будоражит.
– Во как! Пикассо? Да ты, поди, и сам авангардист, или как? –заинтересованно спросил Иоанн.
– Можно и так сказать, но отчасти.
– А я мудреные картины вовсе не понимаю, да и видел мало таких. Мне нужно, чтоб картина поближе к природе была, чтобы в изображении узнавание присутствовало. Наверное, стар стал, да и не по чину мне в этом разбираться?
Вдруг он перевел разговор совсем на другую тему, которая тоже касалось меня.
– Скажи, Александр, а ты не хочешь в другую академию поступить? Сразу можешь не отвечать, я ведь понимаю что вопрос для тебя неожиданный.
– А в какую еще академию? – удивился я, не сообразив, про какую академию он говорит.
– В Духовную Академию! Не хотел бы на священника выучиться, или никогда не мечтал о подобном поприще?
Я растерялся, не зная, что ему и ответить.
– Ты только не волнуйся, я же тебе сказал, отвечать не спеши, но все-таки на досуге обдумай мое предложение, – улыбаясь, опередил меня владыка.
– А то я бы быстро тебя в монахи подстриг. Пожил бы какое-то время в Печерском монастыре, а потом в Загорскую духовную академию. Я бы тебе лучшие рекомендации дал и в обучении бы курировал. Отучился бы четыре года — и ко мне во Псков, глядишь, со временем стал бы настоятелем в Печорах. Патриарх наш нынешний Пимен настоятелем Печорского монастыря пять лет служил, потом был вашим митрополитом Ленинградским и Ладожским. Теперь глава нашей церкви - Патриарх всея Руси! Бог ему в помощь! Здоровье у него только нынче не важное, тяжело ему сейчас. А у нас недавно архимандрит Алипий помер, многолетний Печорский настоятель. Царство ему Небесное! Он ведь монастырь сберег и порядок всегда в нем держал. Никого кроме Бога не боялся, даже властей. С властями умудрялся виртуозно ладить, а вот со мной часто пререкался, если правоту свою отстаивал. Я ценил его за это, он был монах крепкой веры и мудрости, при этом шутник великий – иногда как юродивый себя вел. Он ведь еще и художником был – как ты, неплохие картинки малевал и хорошую коллекцию старинной живописи имел, у него даже пейзаж Левитана был!
Иоанн замолчал и задумался.
– Вот ты в соборе нам помогаешь и нового настоятеля собора отца Гавриила уже лучше и ближе знаешь, чем я, со вторым иереем Августином тоже знаком. Скажи, Александр, кого из них, по твоему мнению, мне в Печоры настоятелем назначить?
– Владыка, извините, но не мне судить о таких вещах, какой я вам советчик.
– А почему нет? Устами младенца глаголет истина. Вот как ты скажешь, так и поступлю, – хитро улыбнулся Владыка и подмигнул мне.
Я задумался и ответил:
- Августин – хороший священник, но очень добрый и простоват, монастырь он не потянет. Гавриил – очень жесткий, но при этом образованный и сообразительный. Из двух кандидатур, если других нет, наверно, больше подходит Гавриил.
– Да в том то и дело, что других нет, потому Гавриил – единственный кандидат. Но уж больно он строптивый и горячий, в гордыне часто пребывает. Не знаю, не знаю, что мне и делать?! Но раз ты только что его назначил – сам потом за него и ответишь! – засмеялся он. – К архимандриту Алипию, Царство ему Небесное, монахи привыкли за много лет. Алипий мудрый был, а Гавриил – совсем другой человек. Ну что, Александр, решение мы с тобой приняли, давай за Гавриила и помолимся. Только ты ему не проболтайся – сам скоро от меня о назначении узнает. Вот скажи мне, Александр, – вдруг спросил Иоанн, – а тебе нравятся церковные песнопения?
– Очень, Владыка! Раньше мне не доводилось слышать, а здесь во Пскове я их полюбил, мне даже иногда кажется, что давным-давно когда-то я их уже знал и они всегда во мне были.
– Это генетическая память от наших глубоко верующих предков, –задумчиво ответил Владыка. – А хочешь, я тебе спою одно из моих любимых? Послушай, как красиво!
Перекрестившись, он запел: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Пода-ателю. Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скве-е-ерны, и спаси, Блаже, ду-уши на-а-аша».
– Я вот что тебе скажу, как бы дальше твоя жизнь ни складывалась, чем бы ни пришлось тебе заниматься, помни главное: никогда не лги – ни себе, ни людям, а душу свою к Богу призывай! Душа наша бессмертна, но при этом хрупка и трепетна. Человек часто не бережет ее или вообще про нее забывает, а она грустит и горюет, оставленная без должного внимания. Бог всех нас любит и многое нам прощает. Человек сам себя наказывает, создавая себе или людям такие обстоятельства, которые потом подводят к расплате или вовсе вычеркивают из книги жизни.
Он помолчал, затем продолжил:
– Александр, ты все-таки имей в виду мое предложение о другой академии, вдруг надумаешь со временем. Жизнь, она сама тебе подскажет, не только я. В нашей церкви сейчас не хватает образованных и вдумчивых людей, но самоотверженных и глубоко верующих все равно много.
Владыка проводил меня до секретной калитки, перекрестил и вручил молитвослов с личной епархиальной печатью.
– Александр, когда будешь сдавать вступительные экзамены, не забывай читать и эту книгу – она ведь главный учебник для нас! – сказал он и перекрестил меня своей милостивой рукой. Молитвослов этот издания Московской патриархии 1970 года и сейчас со мной.
Когда в общежитии Академии все зубрили историю и литературу, мне было не до экзаменационных билетов. Вместо нудных и заезженных учебников я постоянно читал подаренный Владыкой молитвослов.
В Академию художеств я поступил с легкостью и теперь особенно хорошо понимаю почему. Владыка Иоанн горячо за меня молился. Проживая в Ленинграде, я каждое лето приезжал во Псков поработать в церквях. Владыка Иоанн уже стал митрополитом Псковским и Порховским. Мы не раз сиживали с ним в его волшебной беседке, я рассказывал ему свежие новости о жизни в большом городе, спрашивал его о многом, а он давал мне мудрые советы, незатейливо обучая меня уму-разуму. Ведь не случайно фамилия у Владыки была Разумов.
Предстал Богу митрополит Иоанн в 1990 году. В слове на погребении митрополита Иоанна старец земли Русской Иоанн (Крестьянкин) сказал: «Сегодня мы с вами собрались помолиться, оплакать и похоронить дорогого для многих присутствующих человека, архипастыря и отца, старца, нашего руководителя и молитвенника на протяжении долгих и трудных лет жизни — монаха Иоанна, милостью Божьей митрополита. Его белоснежный омофор покрывал нас в течение тридцати трех лет. И в продолжение такого длительного времени нес он нас, овец стада Христова, на вые своей к Богу».
Мне часто видится светлое и милостивое лицо митрополита Иоанна и слышится фраза, которую Владыка часто мне повторял: «Александр, чтобы в жизни не случилось – опять надо жить!».