Иерей Алексий Овчинников,
доктор юридических наук, профессор,
заведующий кафедрой теории и истории
государства и права юридического факультета
Южного федерального университета,
заведующий кафедрой государственно-конфессиональных
отношений Донской духовной семинарии;
протоиерей Тимофей Фетисов,
доктор богословия, ректор
Донской духовой семинарии.
Правовое положение традиционных конфессий с точки зрения принципа светскости
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 21-011-44228.
Введение
В 2023 году исполняется тридцать лет Конституции Российской Федерации. Важнейшие положения Основного закона, содержащиеся в первых двух главах, остались без изменений после реформы 2020 года. Не является исключением и ст. 14 Конституции РФ, важнейшие установления которой заключаются, как известно, в признании того, что Российская Федерация — светское государство и никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а также принципа отделения религиозных организаций от государства и равенства их перед законом. Толкование этой статьи несущественно, но в некоторых аспектах изменилось за последние 20 лет, особенно после поправки 2020 года. Данное изменение связано с постепенным отказом от атеистического прочтения принципа секуляризации государства и положительным отношением к традиционным конфессиям с позиции их участия в государственной жизни. Несмотря на то что по верному замечанию игумена о. Серапиона (Митько) «правосознание российского общества базируется на советских представлениях о религии», постепенно инерция советского атеизма угасает и общество уже иначе оценивает роль религии в жизни государства. Хотя до сих пор антирелигиозное прочтение принципа светскости порой доминирует по отношению к пониманию этого принципа как религиозного нейтралитета государства. Важнейшей проблемой современного конституционно-правового регулирования государственно-конфессиональных отношений является инерция атеистического мировоззрения советской эпохи, жизнь которой продлевают материалистические установки эпохи секуляризации, или модерна, а также ценности «общества потребления», в результате распространения которых возникает предвзятое толкование нормы Конституции РФ о светскости государства как государства без- религиозного или антирелигиозного. Устоявшимся идеологическим шаблоном, корни которого уходят не только в советское прошлое, но и в философскую основу конституционализма, которую составляет идейное наследие либерализма, родственного марксизму в материалистическом основании, является осмысление светского государства как государства атеистического. Сохраняется толкование светскости государства как такой его характеристики, которая практически полностью исключает всякое участие религиозных объединений в жизни общества и государства, что неизбежно умаляет и ограничивает права верующих граждан по сравнению с правами неверующих. Однако принцип светскости совсем не предполагает государственной пропаганды атеизма или безверия. Он ограничивает вмешательство государства и нерелигиозного общества в законную деятельность религиозных объединений, а также препятствует установлению различных привилегий в отношении отдельных конфессий.
В современном российском обществе остро стоит вопрос о дальнейшем пути развития, общественном идеале, государственной идеологии, главных ценностях в жизни российского народа. Отсутствие государственной идеи и идеологии — вполне закономерный итог советского прошлого: у народа выработался устойчивый иммунитет к различным «заманчивым» проектам «земного рая». Между тем государство нуждается в четкой иерархии ценностей, в том числе и высших, абсолютных ценностей. В этом смысле ст. 14 Конституции РФ тесно связана со ст. 13, посвященной запрету обязательной или государственной идеологии. Разочарование в идеологическом «западном» либерально-демократическом, капиталистическом проекте переживает большинство россиян. Это уже вторая всеобщая ценностная катастрофа за последние полстолетия: первая была связана с отказом от коммунистического проекта. Не пора ли признать, что основой русской национальной культуры, фундаментом политического, правового, экономического менталитета подавляющего большинства россиян являются Декалог Моисея и заповеди Иисуса Христа? Мусульмане и иудеи разделяют важнейшие ценности Библии с христианами. Что касается евангельских духовно-нравственных норм, то они не ориентированы на рас- кол и разделение, напротив, направляют к таким очевидным даже для атеиста императивам, как уважение достоинства каждой личности и служение ближним, в силу чего нет препятствий для их всеобщности.
Осознавая назревающий запрос со стороны общества, государство в лице Президента РФ инициировало постепенный процесс законодательного закрепления традиционных духовно-нравственных ценностей (пока на уровне доктринального документа), что невозможно не приветствовать в условиях почти тотальной девальвации нематериальных духовных устремлений среди молодежи: массовая культура российских исполнителей незаметно превратилась в агрессивное навязывание сексуальной распущенности, прагматизма и гедонизма. В результате возник целый спектр негативных тенденций, бросающих вызов национальной безопасности, прежде всего, в области демографии и обороноспособности государства. Программа атомизации и деморализации россиян, осуществляемая при активной финансовой поддержке правозащитных организаций, избравших мнимый гуманизм сначала в качестве «отмычки» глубинных ментальных оснований российского общества, а затем используя его и в качестве «мины», разрушающей ментальный строй, оказалась успешной. Ни для кого не является секретом использование ментального оружия для осуществления цветных революций и ослабления суверенитета тех государств, которые противостоят однополярной глобализации. Так что вопрос о сотрудничестве государства и традиционных конфессий, особенно с Русской Православной Церковью, крайне важен для сохранения русской цивилизации.
Наконец, в вопросе толкования данной статьи заслуживает внимания и новое прочтение секуляризма: процесс сворачивания «атеистической секуляризации» давно наметился в диалоге Церкви и государства за рубежом. После нескольких веков противостояния пришло время взаимного признания веры и науки как важных и равнозначимых направлений в познании мира. Постсекулярность пришла на смену рациональному секуляризму модерна с его претензией на «расколдовывание мира» и в некотором смысле может пониматься как его преодоление. Постсекуляризм представляет собой новую парадигму социально-философского мышления, в рамках которой религиозность уже не рассматривается как нечто пережитое человечеством, а религиозным идеям и мировоззрению отводится свое важное место в современном мире. Известный немецкий политический философ Юрген Хабермас рассматривает постсекулярность как такое состояние общества, в котором присутствует забота о продолжении существования религиозных сообществ в беспрестанно секуляризирующемся окружении. Отныне установление и признание границ между секулярными и религиозными сферами общественной жизни должно происходить в русле кооперативности и взаимоуважительности по отношению к перспективам каждой из этих сфер. В постсекулярном мире ценность религиозной веры в жизни человека не подвергается отрицанию и остракизму, так как признается, что вера лежит в основе не только традиционной культуры, классической морали и философии, но и в основе современной науки.
Секулярность и светскость в современном мире
Если обратиться к современному зарубежному опыту, то здесь юридическое и фактическое положение дел сильно расходится. Напомним, что большинство конституций мира содержит религиозные статьи и нормы: государства, не имевшие в своей истории длительного периода безбожной коммунистической диктатуры, сохранили элементы классической религиозности в своем правопорядке и государственной жизни, хотя во внешней и внутренней политике нравственные заповеди Библии игнорируются. Например, президенты США, принося клятву при вступлении в должность, кладут руку на Библию и произносят молитву: «Да поможет мне Бог», а государственным девизом США являются слова: «Мы верим в Бога» («In God We Trust»), и эта же надпись присутствует на банкнотах. В некоторых американских штатах установлены ограничения атеистам занимать государственные должности (Миссисипи, Арканзас, Северная Каролина, Южная Каролина, Теннесси, Техас). В США и Соединенном Королевстве каждое пленарное заседание в палатах парламентов в соответствии с правилами палат начинается с молитвы, которую проводит протестантский священник, а в палатах Конгресса США функционируют капелланские службы из числа священников.
Во многих странах закрепляются и поддерживаются государством религиозные ценности, идеи и конфессии. Например, Конституция Норвегии закрепляет статус евангелическо-лютеранской религии как официального вероисповедания, а родители, исповедующие эту веру, должны воспитывать в вере своих детей (§ 2). Конституция Коста-Рики указывает, что римско-католическая апостольская религия является государственной религией и что государство оказывает ей поддержку, при этом не препятствуя существованию других религиозных культов, не противоречащих общественной морали и добрым нравам (ст. 76). Конституция Греции, принятая «Во имя Святой, Единосущной и Нераздельной Троицы», не только закрепляет господствующую роль в государстве православной религии (ст. 3), но и содержит отдельную статью, посвященную статусу Святой горы Афон (ст. 105). А Конституция Ирландии утверждает, что источником всех властей является Пресвятая Троица и что к ней как к «последней надежде должны быть направлены все действия человека и государства». О Боге и ответственности перед Ним говорится в преамбулах различных конституций ряда государств (ФРГ, Польши, Швейцарии и т. д.). Основной Закон Венгрии 2011 года начинается со слов: «Боже, благослови венгров!», Конституция Болгарии 1991 года устанавливает, что «традиционной религией в Республике Болгарии является восточно-православное вероисповедание» (ст. 13). Можно еще долго продолжать описание религиозных понятий, деклараций и норм в конституциях зарубежных стран, однако обращает внимание на себя то, что страны постсоциалистические дружно реанимировали национальную религию. Например, преамбула польской Конституции упоминает об ответственности польской нации «перед Богом и собственной совестью».
Кстати, большим упущением, как представляется, стало то, что упоминание Бога внесено не в преамбулу отечественной Конституции. Преамбулы конституций различных государств в изобилии содержат в качестве характеристик их легитимности слова: «осознавая свою ответственность перед Богом» (ФРГ), «под покровительством Бога» (Бразилия), «именем Бога, милостивого и справедливого» (Бахрейн), «во имя Бога, милостивого и справедливого» (Иран), «именем Всемогущего Аллаха» (Кувейт), «да дарует нам Всевышний и Всемилостивейший Аллах успех» (ОАЭ) и т. п. Преамбула задает контекст интерпретации всего текста конституции.
Рассматривая вопрос о светскости, стоит напомнить о том, что понятие «светское государство» в переводе на немецкий звучит как «säkularer Staat», на английский — «secular state». Иными словами, секулярное и светское государство понимается как одно и то же. Но сильно изменился контекст: нотки атеизма в прочтении секулярности уступили место ценностям сотрудничества. Как известно, появлению концепции светского государства предшествовала Реформация, а также длительный период войн, насилия и конфликтов в Европе, в результате которых благодаря либеральным идеям социальной философии Джона Локка, Томаса Джефферсона, Вестфальского мирного договора, позволившим подданным не исповедовать религию своих правителей, в США, Франции и ряде других европейских стран постепенно доминирующим стал принцип полной религиозной свободы — свободы совести. Поэтому в современной зарубежной политической и правовой культуре имеет место признание равенства религиозной и атеистической картины мироздания, но преимущественно отрицательное отношение к отождествлению секулярности, или светскости, с отрицанием или отказом от религиозности. Поэтому понятие «светское», или «секулярное», государство не имеет такого антирелигиозного смысла, как могло бы показаться на первый взгляд. Собственно говоря, именно в этом и заключается смысл понятия «постсекулярное общество». Приведем показательный пример. В статье сотрудника Центра критических исследований религии США «О религиозном государстве, светском государстве и религиозно нейтральном государстве» Уоррена С. Гольдштейна отстаивается позиция, согласно которой стоит разделять понятия «светское государство» и «религиозно-нейтральное государство». Если первое может быть истолковано как государство, отрицающее все религии, то второе — как государство, признающее религии и уважающее религиозную свободу. «Когда секуляризм превращается в идеологию, его догматизм напоминает догматизм многих религий. Светское государство — несколько неправильное название, поскольку оно также применялось к религиозно-нейтральному государству. Религиозно-нейтральное государство не стремится к светскому обществу; скорее, оно не предпочитает одну религию или нерелигию другой». В качестве примера автор приводит Первую поправку к Конституции США, предусматривающую, помимо запрета государственной религии, гарантии свободного исповедания веры. По мнению Гольдштейна, только религиозно-нейтральное государство создает благоприятную среду для процветания религий.
Осознавая, что в XXI столетии появились новые центры цивилизационного развития человечества, целесообразно обратить внимание на Индию и Китай. В Индии три ключевых мыслителя — Вивекананда, Ганди и Радхакришнан — были сторонниками толкования светскости и духовности в едином контексте: за традиционную индийскую духовность наряду с отказом от государственного принуждения к вере и уважения свободы совести. Как указывает Виджендра Сингх, у этих важнейших для современной Индии фигур сфера светского есть сфера реализации духовного, и ни один из этих мыслителей не является строго светским. Они сформулировали программу национального возрождения Индии через духовность, понимаемую не только как религиозное созерцание, но и как социальную благотворительность. Таким образом, секуляризация в Индии выражается в интеграции духовного образа жизни со светской деятельностью, такой как социальное служение и политика, а понятие «духовное» активно привлекается как для выражения светских, так и для достижения религиозных и потусторонних целей.
В Китае государственная секуляризация и модернизация в течение XX столетия, которая привела к негативным последствиям в сфере традиционной культуры и политики китайского правительства в отношении религии, полностью соответствовали классической модели секуляризации атеистического типа. Осознание необходимости сохранения культурного суверенитета привело к возрождению китайской духовности и религиозности. 3 апреля 2018 года Информационное управление Государственного Совета (Кабинет министров Китая) выпустило информационный документ под названием «Политика и практика Китая в области защиты свободы вероисповедания», в котором, с одной стороны, подтверждается свобода вероисповедания как конституционное право китайских граждан и подчеркивается положительная роль религии в социалистической модернизации и реализации китайской мечты о национальном возрождении. С другой стороны, правительство призывает к активному руководству религиями в приспособлении их к социалистическому обществу и времени и к отстаиванию принципа, согласно которому все религии в Китае должны быть китайскими по своей ориентации. Поэтому государственно-конфессиональные отношения в КНР используются для формирования национальной системы государственного управления и партийного строительства. Департамент по работе единого фронта КПК КНР выработал фундаментальный политический принцип «партия управляет религией». При этом сами члены партии должны избегать личной заинтересованности в той или иной конфессии. Ван Цзоань недавно подчеркнул централизованное и единое руководство партии над религиозной работой. На национальном уровне партия-государство строго соблюдает дисциплинарное правило «члены партии не должны иметь религиозных убеждений», усиливая значение атеизма для чистоты партии. Все это ведет к дальнейшей политизации религии, характеризующейся прагматичным использованием государством ресурсов религии для укрепления национального единства, социальной стабильности и устойчивости режима. Таким образом, наблюдается прагматичное прочтение секулярности с позиции привлечения религии для оптимизации государственного управления. Основным приоритетом стоит признать тренд на китаизацию религии, то есть положительное отношение к тем конфессиям, которые имеют китайское происхождение или управление, но сдержанное и даже отрицательное отношение к религиозным учениям иностранного происхождения, например, христианству и исламу.
Светскость как принцип
Итак, из вышеизложенного можно сделать вывод, что тенденции разных государств и цивилизаций к отказу от атеистического прочтения секулярности набирают силу. Общим для них является следующий принцип: светское государство не подразумевает отторжения всего религиозного, так как в противном случае само государство перестает быть светским, становясь просто идеологическим перевертышем, антиподом религиозного государства. В данном случае светскость — это не мировоззренческая категория, а техническая или инструментальная конструкция, призванная утвердить отказ от клерикализма в государственном управлении. Она говорит лишь о том, что религиозные объединения не осуществляют политическую власть в государстве и не являются ее носителями. Очевидно и то, что ст. 14 не может служить неким критерием и тем более призывом к разделению общества на две обособленные группы: светских и религиозных граждан.
Действительно, в публичной жизни мы часто слышим выражение «я светский человек», когда кто-то хочет сказать, что он неверующий. Настолько часто, что уже некритично относимся к тому, что на самом деле означает быть светским человеком? По нашему мнению, это значит всего лишь не состоять в клире Церкви, то есть не являться священнослужителем. С этой точки зрения в категорию светских людей входят и члены Церкви, не исполняющие религиозных должностных обязанностей. В этом смысле подавляющее большинство членов Церкви и составляют как раз светские граждане, которые могут трудиться в мирской своей жизни на разнообразных нецерковных должностях, в том числе государственных. При этом все они должны руководствоваться и мотивироваться в своей жизни религиозными правилами, действовать в соответствии с ними и открыто выражать свое отношение к ним. Никто, даже государство, не может отнять у них это право.
Итак, понятие светскость лучше всего выражается тем положением, которое мы находим в ст. 3 п. 5 Федерального закона от 26.09.1997 № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях»: «Никто не обязан сообщать о своем отношении к религии и не может подвергаться принуждению при определении своего отношения к религии, к исповеданию или отказу от исповедания религии, к участию или неучастию в богослужениях, других религиозных обрядах и церемониях, в деятельности религиозных объединений, в обучении религии…». Светскость означает то, что государственные чиновники не обязаны принадлежать какой-то определенной конфессии: в этом смысле светскость государства означает, что оно не теократическое в смысле осуществления государственной власти духовенством или священноначалием.
В ч. 1 ст. 14 содержится также норма о том, что «никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Эта норма нуждается в ограничительном толковании. В частности, ст. 79 Устава Всероссийского казачьего общества, члены которого несут государственную службу, гласит: «Персональный состав совета Всероссийского казачьего общества по взаимодействию с религиозными организациями утверждается советом атаманов по представлению уполномоченного представителя Русской Православной Церкви». Казачьими обществами являются казачьи некоммерческие организации граждан России, принявших обязательства по несению государственной и иной службы. В этом же Уставе, как и в Стратегии государственной политики Российской Федерации в отношении российского казачества на 2021–2030 годы, содержатся и иные нормы, указывающие на православие как фундамент мировоззрения российского казачества. Непонимание данного обстоятельства приводит к ошибочным правоприменительным решениям, как это случилось, например, при попытке ряда прокуратуры Ставропольского края обвинить казаков в «экстремистских» нормах Уставов казачьих общин, устанавливающих, что членами общества и кандидатами на должность атамана могут быть только лица православного вероисповедания. Не следует путать «светское» государство и государство «атеистическое».
Путаница в понятиях и смыслах приводит к тому, что оказывающиеся в ситуации смертельной угрозы российские военнослужащие лишены духовного окормления. До сих пор не определен статус военных духовников или капелланов. В зарубежных странах этот вопрос давно решен положительно. Капелланы пользуются всеми правами и привилегиями офицеров, содержатся за счет бюджета военного ведомства. Например, в наставлении американской армии FM 16-5 «Капеллан» записано: «Капеллан является первым советником и консультантом командира по всем вопросам, связанным с религией, нравственностью и моральным состоянием личного состава части»4. В Российской Федерации вопрос о статусе помощника командира по работе с верующими военнослужащими аналогичным образом даже не рассматривается.
Критике подвергается даже служба военных духовников не в статусе офицера, а в должности вольнонаемного. Между тем духовники рискуют жизнью и несут тяготы военной службы так же, как и остальные военнослужащие. Этому способствует отрицательное отношение к так называемой «клерикализации» армии. Вот типичное высказывание представителей этой точки зрения: «На формально светскую должность назначаются представители исключительно одной конфессии, что является грубейшим нарушением права на труд для других категорий граждан, имеющих соответствующие знания и квалификацию». Абсурдность подобной претензии очевидна: трудно представить себе на этой должности, к примеру, атеиста. При чем здесь право на труд? Ведь никто не видит нарушения права на труд или принципа равноправия в требовании к кандидатам на должность судьи наличия юридического стажа по профессии и профессионального образования.
Нельзя не обратить внимание и на ошибочное расширительное толкование светскости в связи с вопросом об оскорблении чувств верующих. В работах критиков данной нормы постоянно встречаются аргументы против данной статьи с опорой на принцип светскости: якобы существование данной нормы противоречит этому принципу государства. При этом ни один из авторов не приводит сколь-либо обоснованных доводов: каким образом нарушается принцип светскости уголовной ответственностью за оскорбление чувств верующих? К примеру, О. В. Мартышин опасается нового «союза алтаря и трона», симфонии властей, мистического брака Церкви и государства, утверждая, что эта новелла под «лицемерным прикрытием» возвращает действовавший в Российской империи правовой институт преступлений против господствующей религии. Другой автор сетует, что «большинство верующих... религиозно безграмотны... ничто не помешает им оскорбиться по пустым поводам». А. А. Исаева заявляет, что рассматриваемыми нововведениями нарушается ст. 14 Конституции РФ, то есть принцип светскости государства. Аргумент следующий: «Не следует принимать норм, запрещающих диффамацию религии, что противоречило бы нормам национального и международного права, нарушало права и свободы человека и препятствовало развитию правового государства и гражданского общества» и требуется принятие «нормативного правового акта, который в равной мере защищал бы чувства и права атеистов». Хотелось бы поинтересоваться: какие ценности подлежат защите от диффамации? И почему автор не считает нарушением прав и свобод человека и препятствием развитию правового государства и гражданского общества наличие ст. 297 УК РФ «Неуважение к суду»? И как бы он отнесся к предложению защитить чувства граждан, не верящих в справедливый суд? Правосудие, суд, судебное разбирательство представляют собой ценность, логично, что государство защищает эту ценность. Почему не является ценностью вера в Бога? Кстати, благодаря поправке 2020 года теперь вера в Бога является конституционно признанной ценностью. Нельзя не поддержать здесь предложение о необходимости принять во внимание Резолюцию Совета по правам человека ООН № 4/9 от 30 апреля 2007 года «Борьба против диффамации религий», призывающую государства бороться с глумлением над религией и распространением подстрекательских материалов против нее и верующих.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать следующий вывод: нейтралитет государства предполагает признание юридического равенства и отсутствие привилегий у тех конфессий, которые фактически в силу малочисленности не равны традиционным конфессиям. Иными словами, светскость государства не препятствует фактическому неравенству религиозных организаций, как, например, правовое государство не препятствует фактическому неравенству граждан при всеобщем равенстве перед законом. Например, священнослужители Русской Православной Церкви часто сталкиваются с неожиданными возражениями руководителей школ или вузов относительно публичных лекций о православной культуре, библейских кружков или молодежных встреч под предлогом светскости образования. При этом руководство опасается быть обвиненным в симпатии к определенной конфессии в ущерб другим, забывая о том, что подавляющее большинство граждан являются православными: общая численность православных в стране составляет, по разным оценкам, 70–80 млн чел., а Русская Православная Церковь — самая многочисленная конфессия в государстве.
Принуждение к фактическому равенству при наличии законодательно установленного юридического равенства представляет собой установку советского правопорядка, что нашло отражение в понятии «уравниловка». С. А. Авакьян в Энциклопедическом словаре «Конституционное право» дает следующее понимание равенства: «Основой многих социально-политических учений является идея достижения фактического равенства людей, то есть их равного положения, независимо от богатства, ума, образования, других природных данных и благоприобретений. История одновременно свидетельствует об утопичности попыток достижения фактического равенства людей, поскольку все они различаются по своим индивидуальным параметрам. Поэтому в законодательстве находит отражение принцип равенства всех перед законом (перед законом и судом), или юридического равенства, то есть равноправия. В этом смысле равенство означает предоставление каждому равного объема юридических прав и свобод и возложение одинакового объема юридических обязанностей...» Совершенно справедливо отмечает М. Ю. Губин: «Как нельзя обеспечить фактическое равенство всех людей, так и нельзя обеспечить подобное равенство религиозных объединений». Действительно, все они сильно отличаются, причем не только историчностью и культурной фундированностью, но и своим содержанием, ценностями, идеалами, вероучением. Невозможно сравнивать христианство, например, с вероучением неоязыческих культов или саентологов.
Абсурдность отказа в религиозном просвещении молодежи, которое является самым важным инструментом в противодействии религиозному экстремизму и радикализму, проистекает из непонимания того простого факта, что фактическое равенство, равенство перед законом, а порой и равноправие — совсем не одно и то же. Разницу между юридическим равенством и равноправием подчеркивает И. А. Куницин, который отмечает: «Равноправие — это наделение законом того или иного субъекта равным объемом прав по сравнению с другими. Равенство же перед законом означает, что деятельность всех религиозных объединений, независимо от их конфессиональной принадлежности, должна осуществляться на основании и в соответствии с законодательными актами Российской Федерации»3. Иными словами, равенство, о котором здесь говорится, есть равная ответственность всех перед законом. Что же касается равноправия, то, согласно п. 1 ст. 7 и п. 3 ст. 27 Закона о свободе совести и о религиозных объединениях, не все религиозные объединения наделены равными правами. Например, религиозные объединения в форме религиозных групп не являются полноценными субъектами прав, так как не являются юридическими лицами в отличие от религиозных организаций. Централизованные религиозные организации наделены большими правами, чем местные религиозные организации.
Даже не юристу понятно, что равенство религиозных объединений перед законом вовсе не означает и их социально-культурного равенства, поскольку несоизмеримо между собой участие религиозных организаций в жизни общества и страны, их вклад в историю, культуру, государственность, да и просто их отличие по социальным масштабам. Стоит напомнить, что преамбула к закону о свободе совести признает «особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры».
В связи с принятием Федерального закона от 20.10.2022 № 402-ФЗ «О нематериальном этнокультурном достоянии Российской Федерации» и Указа Президента РФ от 09.11.2022 № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» считаем логичным следующий шаг законодателя: внести изменение в Закон о свободе совести и о религиозных объединениях и признать существование традиционных конфессий. Под нематериальным этнокультурным достоянием Российской Федерации (далее — нематериальное этнокультурное достояние) понимается «нематериальное культурное наследие народов Российской Федерации как совокупность присущих этническим общностям Российской Федерации духовно-нравственных и культурных ценностей, передаваемых из поколения в поколение, формирующих у них чувство осознания идентичности и охватывающих образ жизни, традиции и формы их выражения, а также воссоздание и современные тенденции развития данного образа жизни, традиций и форм их выражения». Очевидно, что традиционные конфессии являются самым что ни на есть нематериальным культурным достоянием Российской Федерации. Совершенно верно отмечается в юридической литературе: «В законодательство закладывается неадекватная российской действительности модель регулирования коллективной реализации права на свободу вероисповедания. Предполагается, что религиозные объединения создают граждане на пустом месте. Многовековое существование традиционных религий как институций, предшествующих волеизъявлению граждан, игнорируется».
Что касается пункта об отделенности религии от государства, то нельзя не признать, что в этой конституционной формулировке заложен значительный дискриминационный потенциал, которым часто пользуются негативно настроенные по отношению к Церкви чиновники, создавая ложное впечатление полной изоляции и отчуждения. В недавней истории эта формулировка позволяла советскому государству интерпретировать ее в атеистическом ключе, что позволяло именем закона обосновывать исключение религии и верующих из общественной жизни. Очевидно, что существующая редакция и поныне позволяет в подобном смысле толковать принцип отделенности. Однако, поскольку религиозные объединения являются частью гражданского общества, изоляция религиозных объединений от общественной жизни, социальных процессов, прежде всего в сферах культуры, образования, здравоохранения, защиты прав будет отделением не от государства, а от народа.
Гораздо более уместной в отношении разграничения Церкви и государства, на наш взгляд, была бы формулировка, подобная той, например, которая устанавливает статус органов местной власти в ст. 12 Конституции РФ: «Органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти». Как видим, здесь не употребляется термин «отделение».
Безусловно, вышеуказанные проблемы толкования ст. 14 Конституции РФ были несколько смягчены в результате реформы 2020 года, когда в ее текст (ст. 67.1 Конституции РФ) был включен тезис, что Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняет память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога. Отныне недобросовестным чиновникам при поддержке антицерковных сил будет сложнее отказывать Церкви в равных со светскими организациями правах в отношении взаимодействия с образованием, здравоохранением, армией и другими крупными общественными институтами. Но, с другой стороны, вышеуказанные понятия стали очередным «правовым иероглифом», требующим актуального истолкования, поскольку требуется достижение законодательного и общественного консенсуса в понимании того, что же представляет собой «память предков», что это за идеалы, каково их содержание, какую именно веру в Бога, каким образом, через какие конкретные религиозные институты нам ее передали предки? И тут надо признать: российскому сообществу правоведов еще предстоит пройти большой, сложный, не только научный, но и богословско-исторический путь, который приведет к окончательному формулированию национальной идеи России.
Вместе с тем раскрытие смысла конституционно-правовых понятий не должно носить ситуативный, конъюнктурный характер и опираться на текущий социальный запрос или политическое положение. Будем откровенны, если провести соцопрос о том, что люди сейчас считают самым важным, то на первом месте окажутся отнюдь не духовно-нравственные ценности. Так как ценности индивида и общества могут входить в конфликт, вызванный врожденным эгоцентризмом греховной человеческой природы, то сегодня мы, пожалуй, оказались в уникальной ситуации, когда именно общественные ценности надо защищать от индивида, то есть не человека от общества, а наоборот.
«Царство Божие силою берется», как говорит Христос (Мф. 11:12). Исторический опыт развала России времен 90-х годов показывает, что независимость, а значит и суверенитет государства базируются не на силе ядерного оружия, а на единстве нравственного выбора власти и общества и крепости духовных ценностей нации. Переживаемый мировой политический кризис является одновременно и историческим шансом, возможно, единственным, для российского народа и власти — исправить пороки прежнего малодушия и колебания между Правдой и выгодой. Каждый человек сегодня, оказавшись в водовороте глобального переустройства мира, поставлен в ситуацию личного нравственного выбора, определяющего в итоге дальнейший путь развития государства: что для нас важнее — ценности или ценники?
Подведем итог. Итак, во-первых, светскость государства не требует и не обязывает быть граждан и должностных лиц нерелигиозными и не обязывает быть религиозными, предполагая некий нейтралитет государства по отношению к религиозному самоопределению. Эта необязательность не означает, что религия должна стать второстепенной и периферийной в жизни общества, но предполагает, что религия — это личный выбор свободного человека, который не нуждается для этого в решении государства. Во-вторых, это такая система требований, которая обеспечивает взаимную независимость политической власти и религиозных объединений в определенных, разграниченных сферах их компетенции. Светское государство — это государство для всех, а не только для неверующих. Идея светского государства традиционно предполагает не только свободу вероисповедания, но и свободу религиозной пропаганды, религиозного просвещения, миссионерской деятельности. Наконец, юридическое равенство конфессий не должно вести к установлению их фактического равенства. Вполне допустимо признание статуса традиционных конфессий, сохраняющих традиционные духовно-нравственные ценности, особенно в контексте государственно-конфессионального сотрудничества, и наделение их центральных органов управления правом законодательной инициативы как крупнейших институтов гражданского общества.
Список литературы
1. Алебастрова И. А. Процессы секуляризации и клерикализации в современном мире: поиски конституционного баланса // Сравнительное конституционное обозрение. 2016. № 5. С. 117–136.
2. В Ставрополье коммунисты защитили терских казаков от прокурора. Ведомство называло экстремизмом требование к казакам быть только православными. См.: URL: https://www.stav.kp.ru/daily/25810.5/2789709/.
3. Вяткин В. В. Наука печального образа // Независимая газета. Религии. 2013. 6 марта.
4. Губин М. Ю. Незаконные и традиционные религиозные объединения по законодательству Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2010. № 6. С. 71.
5. Исаева А. А. Запрет оскорбления религиозных чувств верующих и реализация прав человека: сравнительно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2013. № 4. С. 37–42.
6. Исаева А. А. Запрет оскорбления религиозных чувств верующих и реализация прав человека: сравнительно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2013. № 4. С. 42.
7. Конституции государств мира. URL: https://worldconstitutions.ru/?p=153.
8. Конституционное право: Энциклопедический словарь / под ред. С. А. Авакьяна. М., 2000. С. 494.
9. Конституция королевства Норвегия. URL: https://legalns.com/.
10. Конституция Коста-Рики. URL: https://worldconstitutions.ru/?p=49.
11. Куницын И. А. Правовой статус религиозных объединений в России: исторический опыт, особенности и актуальные проблемы. М., 2000. С. 128.
12. Мамедов А. Э. Защита чувств верующих: переосмысление проблемы // Мировой судья. 2022. № 2. С. 22–28. DOI: 10.18572/2072-4152-2022-2-22-28.
13. Мартышин О. В. Закон о защите чувств верующих в историко-правовом контексте (статья первая) // Государство и право. 2016. № 1. С. 30.
14. Митько А. Е. Парадоксы равенства религиозных объединений // Закон. 2021.
15. Митько А. Е. Указ. соч. С. 36–43.
16. Мозговой С. А. К вопросу о введении института военного духовенства в Российской армии // Военно-юридический журнал. 2010. № 11. С. 2–10.
17. Овчаров О. А. Проблемы организации деятельности военного духовенства по военному законодательству и пути их решения (вопросы совершенствования правовой работы) // Право в Вооруженных Силах. 2017. № 10. С. 112–117.
18. Понкин И. В. Права и свободы в контексте общественной нравственности и светскости государства // Теория и практика российского конституционализма. М.: Издательский центр Ун-та им. О. Е. Кутафина (МГЮА), 2013. С. 161–162.
19. Указ Президента РФ от 04.11.2019 № 543 (ред. от 21.09.2022) «О Всероссийском казачьем обществе» (вместе с «Уставом Всероссийского казачьего общества») // СПС
20. Федеральный закон от 05.12.2005 № 154-ФЗ (ред. от 21.11.2022) «О государственной службе российского казачества» // СПС «КонсультантПлюс».
21. Федеральный закон от 26.09.1997 № 125-ФЗ (ред. от 29.12.2022) «О свободе совести и о религиозных объединениях» // СПС «КонсультантПлюс».
22. Федеральный закон от 26.09.1997 № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» // СПС «КонсультантПлюс».
23. Федеральный закон от 29.06.2013 № 136-ФЗ «О внесении изменений в статью 148 Уголовного кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан» // СПС «КонсультантПлюс».
24. Хабермас Ю. Вера и знание // Будущее человеческой природы / пер. с нем. М.: Весь Мир, 2002. С. 22.
25. Goldstein W. S. On the religious state, the secular state, and the religion-neutral state // Critical Research on Religion. 2022. No. 10 (1). P. 3–6. URL: https://doi. org/10.1177/20503032221081837.
26. Nanlai Cao. Chinese Religions on the Edge: Shifting Religion-State Dynamics // China Review. Vol. 18. 2018. No. 4. P. 1–10. Project MUSE. URL: http://www.muse.jhu. edu/article/711036. № 6. С. 36–43.
27. Singh V. Relationship Between the Spiritual and the Secular: Vivekananda, Gandhi and Radhakrishnan // Studies in Indian Politics. 2019. No. 7 (1). P. 56–69. URL: https:// doi.org/10.1177/2321023019838650.
* Статья в авторской редакции